Эдипов комплекс под «электронным микроскопом» Кляйн, классических и современных Кляйнианцев. Часть 2.

Эдипов комплекс мальчика

Феминная позиция мальчика является неотъемлемой чертой развития мальчика и влияет на его установку к обоим полам. Она тесно связана с отношением мальчика к материнской груди и возникает в связи с преобладанием оральных, анальных и уретральных фантазий и желаний. Если материнская грудь установлена как хороший внутренний объект, то, мальчик будет способен перенаправить часть своей любви и либидинозных импульсов от груди матери к пенису отца. Тогда пенис тоже станет хорошим в психике мальчика, и сможет дать ему либидинозное удовлетворение и детей, как он это делает для матери. Эти желания лежат в основе инвертированного Эдипова комплекса и устанавливают начальную гомосексуальную позицию.

Если мальчик будет верить в «хорошесть» пениса отца, а следовательно, и своего, тогда он сможет позволить себе испытывать либидинозные импульсы к матери. А если страх, который мальчик испытывает к кастрирующему отцу, снизится, а доверие, которое мальчик испытывает к хорошему отцу, возрастет, тогда мальчик сможет противостоять своему соперничеству и Эдиповой ненависти к отцу. Это означает, что инвертированные и прямые Эдиповы тенденции развиваются в тесном взаимодействии.

Мелани Кляйн утверждала (Кляйн, 2009), что по мере расширения спектра и интенсивности генитальных ощущений, у мальчика активизируется кастрационная тревога. Но в отличие от Фрейда, она считала, что этот страх возникает уже на оральной стадии организации либидо. Те орально-садистические импульсы, которые мальчик испытывает по отношению к груди матери, он переносит на пенис отца, и в дополнение к ненависти и Эдипову соперничеству с отцом, у него возникает желание откусить отцовский пенис. И как следствие, в соответствии с законом Талиона, он ожидает, что отец откусит ему пенис в ответ.

Также страх кастрации может провоцироваться тревогами и из других источников. Например, с самого начала мальчик фантазирует, что его генитальные импульсы к матери чреваты обратными атаками с ее стороны из-за его оральных, анальных и уретральных атак на ее тело. Мальчик представляет, что внутренности матери повреждены и отравлены, а также содержат агрессивный и кастрирующий пенис отца, который угрожает пенису мальчика повреждением, и который мальчик воспринимает таковым из-за собственных садистических атак на него. Такая ужасающая картина внутреннего содержимого матери, которая одновременно существует с представлениями о матери, как об источнике удовлетворения и всего самого хорошего, соответствует страхам мальчика о его собственных внутренностях. Самый сильный страх – это атака со стороны внутренней преследующей матери, отца или комбинированной родительской фигуры. В фантазиях мальчик представляет, что они повреждают не только его внутренности, но и пенис, который вследствие данных атак уродуется, отравляется или сжирается изнутри.

С другой стороны, мальчик стремится сохранить всё то хорошее, что у него есть – хорошую мочу, фекалии, и детей, которых он носит в себе, исходя из феминной позиции, а также детей, которых он может воспроизвести, идентифицируясь с отцом, исходя из маскулинной позиции. Также он считает, что должен оберегать хорошие внутренние объекты, которые он интроецировал вместе с плохими, преследующими. В связи с этим, страх за хорошие объекты только усиливает его кастрационную тревогу.

Еще одна тревога, которую переживает мальчик, и которая усиливает его кастрационную тревогу, связана с его садистическими фантазиями о том, что его моча и фекалии стали ядовитыми. В фантазиях о коитусе он приравнивает свой пенис к ядовитым фекалиям и наполняет его опасной мочой, таким образом превращая его в деструктивный орган. Более того, страх кастрации усиливается в силу того, что идентифицируясь с плохим отцом, мальчик интернализует его плохой пенис, и тем самым вступает в альянс с плохим внутренним отцом против матери. На этом основании он перестает верить в репаративную силу своего пениса, считает, что его агрессивные импульсы только усиливаются, и коитус с матерью в его фантазиях становится жестоким и разрушающим ее.

Все вышеописанные тревоги усиливают страх кастрации, провоцируют регрессию к ранним стадиям и способствуют вытеснению сексуальных желаний. Если все идет хорошо, то эти страхи нейтрализуются интроекцией хороших объектов и фантазиями о хорошей матери, как об источнике хорошего молока и любви. И если импульсы любви превалируют, то мальчик воспринимает содержимое своего тела и экскременты как подарки, а свой пенис – как инструмент для репарации матери. Также, идентифицируясь с хорошим отцом, мальчик начинает воспринимать свой пенис как способный к репарации и созиданию. Все эти фантазии и переживания позволяют мальчику выдерживать кастрационную тревогу и устанавливать генитальную позицию.

Эдипов комплекс девочки

В отличие от Фрейда, который настаивал на том, что девочка ничего не знает о том, что у нее есть вагина в силу того, что вагина скрыта внутри ее тела, Мелани Кляйн утверждала (Кляйн, 2009), что у девочки есть бессознательное знание не только о ее вагине, но и о том, что ее тело содержит будущих детей, которые представляют для нее наивысшую ценность. Кроме того, Кляйн предполагала, что девочка восхищается пенисом отца, который в ее фантазиях является источником счастья, дарует детей, и даже уравнивается с ребенком, и таким образом, является объектом сильного желания. Причем, любящее и благодарное отношение к «хорошей» груди матери только усиливает такое же отношение к пенису отца. Однако, наряду с этим, девочка испытывает большие сомнения в своей способности рожать. Она сравнивает себя с матерью и чувствует, что проигрывает ей в этом. В ее бессознательных фантазиях мать обладает магической силой – содержит пенис отца и детей, которых она способна рожать, в отличие от нее, маленькой девочки. Если мальчик приобретает надежду на потенцию в связи с тем, что он обладает пенисом, как и отец, то девочку одолевают сомнения в своей фертильности. Эти сомнения подкрепляются тревогами девочки о содержимом ее тела, и тогда у нее возникают импульсы украсть детей и пенис отца у матери. Но одновременно с этим, она испытывает страх, что будет атакована изнутри и наказана внешней и внутренней преследующей матерью за такие желания.

Кляйн отмечала (Кляйн, 2010), что некоторые из этих фантазий есть и у мальчика, но бессознательные тревоги относительно будущих детей и феминное желание заполучить пенис отца являются отличительной чертой психосексуального развития девочки. Особенности ее Эдипова соперничества с матерью заключаются именно в импульсе украсть у нее и присвоить себе детей и пенис отца. А страх того, что преследующая и мстящая мать атакует ее и разрушит хорошие внутренние объекты, является ведущим страхом девочки. В то время как зависть мальчика к матери, которая содержит детей и пенис отца, являются частью инвертированного Эдипова комплекса, у девочки эта зависть является частью прямого Эдипова комплекса, и играет решающую роль в ее идентификации с матерью, которая способна иметь сексуальные отношения с отцом, беременеть и рожать детей, а также в целом в психосексуальном развитии девочки. Желание девочки иметь пенис, также как и желание мальчика иметь женские способности, является частью бисексуальности ребенка любого пола. Примечательно, что желание девочки обладать собственным пенисом вторично по отношению к желанию получить пенис отца. Более того, желание обладать собственным пенисом усиливается из-за тревоги и вины, которые девочка испытывает в прямой Эдиповой ситуации, а также камуфлирует желание девочки занять место матери и получить детей от отца.

Супер-Эго девочки также формируется специфически, это обусловлено сильным желанием девочки наполнить ее внутренний мир хорошими объектами. Это желание подкрепляется интенсивностью интроективных процессов, которые, в свою очередь, обусловлены природной рецептивностью ее половых органов. Интернализованный пенис отца, который внушает ей восхищение, формирует большую часть Супер-Эго девочки. Если в маскулинной позиции девочка идентифицирует себя с отцом, опираясь на то, что она обладает воображаемым пенисом, то основная ее идентификация с отцом происходит как в маскулинной, так и в феминной позициях вследствие интернализации отцовского пениса. Кроме того, в феминной позиции ее охватывают сексуальные желания и желание получить ребенка, чтобы таким образом интернализовать отцовский пенис. Также в феминной позиции, восхищаясь интернализованным отцом, она становится способна подчиниться ему полностью, в то время как в маскулинной позиции она стремиться обогнать отца в маскулинных влечениях и сублимациях. В итоге, Супер-Эго девочки представляет собой смешение маскулинной идентификации с отцом и феминной установкой (Кляйн, 2009).

Безусловно, в Супер-Эго девочки присутствует также и «плохой» отец, который соответствует «хорошему» отцу, вызывающему восхищение. Но основным страхом девочки всегда остается преследующая мать. Если девочка сможет ее «уравновесить» посредством идентификации с «хорошей» матерью, то отношение к «хорошему» внутреннему отцу будет подкрепляться ее собственными материнскими импульсами к нему.

Эдипальная иллюзия

Если ребенок любого пола не вступил в Эдип, тогда он находится в «Эдипальной иллюзии» писал Рональд Бриттон (Бриттон и др., 2012), то есть, в искаженном восприятии первичных фактов жизни. Роджер Мани-Керл (Money-Kyrle, 2015) описывал факты жизни, как некоторые аспекты реальности, которые нам особенно сложно принять. А непринятие этих фактов приводит к искажению реальности и ошибочным репрезентациям.

Первый факт жизни заключается в зависимости младенца от материнской груди. В Параноидно-Шизоидной позиции младенец справляется с этим фактом с помощью всемогущественного контроля и расщепления груди на «хорошую» и «плохую», которые он «удерживает» в своих фантазиях раздельно: хороший опыт он ассоциирует с «хорошей грудью», а фрустрацию и разочарования – с «плохой». Ребенок способен поддерживать иллюзию, что он сам и есть «хорошая грудь», или что он ею обладает. Но по мере того, как он развивается и продвигается к Депрессивной позиции, он постепенно интегрирует хороший и плохой объекты. И тогда оказывается, что главный источник всего самого хорошего и необходимого для его выживания, все радости мира, любовь и благополучие находится вне его, во внешнем мире, и ему не принадлежат. Это не он создал материнскую грудь и не он ею управляет. Тогда ребенок должен признать, что он фундаментально зависит от груди матери (а затем и от матери), зависит от того, чего у него нет.

Однако, интеграция «хорошей» и «плохой» груди представляет для него сильную угрозу, поэтому, часто не принимается полностью, но и не отрицается, при этом расщепление частично сохраняется. В связи с этим, такому индивиду во взрослом возрасте будет свойственно придерживаться двух противоречащих точек зрения. В целом, признание того, что грудь – это внешний объект, инициирует ряд тревог, связанных с переживанием ребенком своей отдельности. Самым калечащим последствием переживания отдельности, является чувство зависти, которое является самым мощным фактором, поддерживающим нарциссическую защиту (Стайнер, 2017).

Второй факт жизни заключается в зависимости ребенка от родительской пары. Ребенок должен признать, что он является произведением и продуктом любви, созидательного акта матери и отца, которые существуют отдельно от него. Это не он создал родителей, а родители создали его. Триангуляция и вмешательство третьего в диаду мать - ребенок, поднимает целый ряд проблем, связанных с признанием ребенком первичной сцены и Эдипова комплекса. Ребенок знает об отношениях матери и отца, но от него ускользает полный смысл этих отношений, он не может распознать отличий, поэтому испытывает чувство отдельности, исключенности, ревности и любопытство, которое символизирует тему созидательности, а именно того, откуда берутся дети.

Если ребенок способен признать созидательность пары и свою отдельность, то, идентифицируясь с родителями, в будущем он будет способен на свою собственную созидательную жизнь, которая включает сексуальные отношения с противоположным полом. Если ребенок не способен признать созидательность пары, и ему необходимо «участвовать» в сексуальных отношениях родителей, то он «утонет» в них и не будет способен покинуть родительский дом, как реальный, так и символический. Чтобы смириться со своей отдельностью, которая вызывает глубокие болезненные переживания, ребенок использует различные защиты, в том числе и проективную идентификацию. Идентифицируясь с одним из родителей, он «участвует» в родительском коитусе. Если это прямой Эдипов комплекс, то ребенок занимает место родителя своего пола, «убивая» его в фантазиях. Если это инвертированный Эдипов комплекс, то ребенок занимает место родителя противоположного пола, образуя гомосексуальную пару. Отрицая второй факт жизни, ребенок отрицает разницу полов и поколений, и тем самым доказывает, что созидательный акт возможен между ним и родителем противоположного пола, или в гомосексуальной паре (Стайнер, 2017).

Третий факт жизни относится к другому логическому порядку и заключается в том, что жизнь конечна, и каждый человек рано или поздно умрет. Это такой аспект реальности, который влияет на существование других фактов жизни: ребенок должен признать, что всё хорошее конечно, доступ к груди не вечен, а также осознать реальность того, что грудь существует во внешнем мире, вне его. Более того, он должен признать реальность смерти и необходимость обновления, которые в свою очередь инициируют в нем потребность в созидании новой жизни. Человек, который признает реальность утраты, в итоге приходит к необходимости столкнуться с собственной смертностью и старением. Если этого не происходит, то ценности человека искажаются, и плохие вещи, такие, как факты жизни, не признаются, а сам человек живет в стерильном, сказочном мире Эдиповой иллюзии, где всё хорошее длится вечно.

Подводя итог, можно сказать, что Кляйн и ее последователи делали акцент на бессознательных фантазиях и фантазийной жизни ребенка, а не на внешней реальности. Они считали, что бессознательные фантазии и связанные с ними тревоги определяют всё, что происходит в теле и внутреннем психическом мире ребенка, и как следствие окрашивают его внешнюю реальность. Более того, они утверждали, что Эдипальная ситуация предшествует Эдипову комплексу и берет свое начало задолго до признания ребенком сексуальных отношений родителей. Эдипальная ситуация развивается последовательно в терминах частичных объектов, в аспектах Параноидно-Шизоидной и Депрессивной позиций, которые различаются типами тревог и переживаний за судьбу self и за судьбу объектов, а также преследующей и депрессивной виной, соответственно. Согласно Кляйн, развитие Эдипальной ситуации знаменуется тем, ребенок проходит конкуренцию с одним родителем за обладание другим, уже в терминах целостных объектов Эдипова комплекса.
Разрешается Эдипов комплекс принятием реальности сексуальных родительских отношений, и как следствие, отказом ребенка от своих собственных сексуальных притязаний к матери и отцу.

Также необходимо добавить, что Мелани Кляйн рассматривала кастрационную тревогу мальчиков и ужас разрушения содержимого тела девочек, как бессознательные фантазии, которые возвращаются к ним бумерангом от их собственных желаний внедриться в тело матери и разрушить его. Но Кляйн сместила акценты с этих тревог на то, что у ребенка любого пола есть любовь к родителям. Именно в силу любви к матери и отцу, в Депрессивной позиции ребенок способен оставить родительскую пару «в покое», а его Супер-Эго, в свою очередь способно изменится, стать более дружественным для внутренних объектов. Более того, с точки зрения Кляйнианцев, помимо Супер-Эго, внутренний психический мир ребенка, как и взрослого человека, населен многочисленными реципрокными внутренними объектами и частями self, как «общежитие». Проработка Эдипова комплекса в терминах Кляйн означает возможность зрелых отношений с другим объектом, и определяется тем, в какой степени индивид может заботиться об объекте или о себе, и как он использует свое тело: для восстановления или разрушения внутренних объектов.

Список литературы

1. Блендоню Ж. Встречи над пропастью (Жизнь и Труды Биона) / Пер. с англ. – Ульяновск: АО «Областная типография «Печатный двор», 2019. – 453 с.
2. Бриттон Р., Фельдман. М., О’Шонесси Э. Эдипов комплекс сегодня: Клинические аспекты / Под ред. Дж. Стайнера. Пер. с англ. – М.: Когито-Центр, 2012. – 159 с. (Библиотека психоанализа).
3. Кляйн М. Психоаналитические труды: В 7 т. / Мелани Кляйн. – Пер. с англ. под науч. ред. С.Ф. Сироткина и М.Л. Мельниковой. – Ижевск: ERGO. 2007. Т. II: «Любовь, вина и репарация» и другие работы1929-1942 годов. – 2007. – XII, - 386 с.
4. Кляйн М. Психоаналитические труды: В 7 т. / Мелани Кляйн. – Пер. с англ. под науч. ред. С.Ф. Сироткина и М.Л. Мельниковой. – Ижевск: ERGO. 2007. T. V. «Эдипов комплекс в свете ранних тревог» и другие работы 1945-1952 гг. – 2009. – XII, 312 с.
5. Кляйн М. Психоаналитические труды: В 7 т. / Мелани Кляйн. – Пер. с англ. под науч. ред. С.Ф. Сироткина и М.Л. Мельниковой. – Ижевск: ERGO. 2007. T. VI: «Зависть и благодарность» и другие работы 1955-1963 гг. – 2010. - XII, 320 с.
6. Мельтцер Д. Сексуальные состояния разума / М: Институт Общегуманитарных Исследований, 2021. - 314 с.
7. Розенфельд Г. Деструктивный нарциссизм и инстинкт смерти [Электронный ресурс] // Журнал Практической психологии и психоанализа №4, 2008.
8. Симингтон Д., Симингтон Н. Клиническое мышление Уилфреда Биона / Пер. с англ. – М.: «Когито-Центр», 2010. – 285 с. (Библиотека психоанализа).
9. Стайнер Дж., Кляйн М. Лекции Мелани Кляйн по психоаналитической технике. Редактирование и критический обзор Джона Стайнера / Пер. с англ. – М.: Научный мир, 2021. – 224 с.
10. Хиншелвуд Р. Кляйнианский клинический практикум: от теории к практике / Пер. с англ. – М.: Канон + РООИ «Реабилитация», 2019. – 344 с.
11. Money-Kyrle R. Man’s Picture of His World and Three Papers (Psychology, Psychoanalysis & Psychotherapy) / Edited by Harris Williams, London, Phoenix Publishing House, 2015. – 288 p.
12. Segal H. Klein / London and New York, Routledge Taylor & Francis Group, 2019. - 190 p.
13. Spillius E., O’Shaughnessy O. Projective identification. The Fate of Concept. - London, Routledge, 2012. – 432 p.
14. Steiner R., Wise I., Williams P., Unconscious Phantasy / London, Routledge Taylor & Francis Group, 2019. - 240 p.