Рафаэль Э. Лопес-Корво «Зависть к себе и внутрипсихическая интерпретация»

В 1949 году пионер экзистенциального анализа, швейцарский психиатр Людвиг Бинсвангер, предложил различать три формы мира, или три аспекта мира, которые характеризуют существование каждого из нас: i) unwelt, мир объектов вокруг нас, мир природы; ii) mitwelt, мир, который определяет наши отношения с другими людьми; и iii) eigenwelt, наш интимный или внутренний мир. «Классический психоанализ, - говорил Бинсвангер (1947), - демонстрирует смутное представление или эпи-феномен mitwelt и полное отсутствие концепции eigenwelt» (стр. 49). Если экстраполировать эти понятия и сравнить их с теми формами интерпретации, которые нам известны, то unwelt и mitwelt могли бы соответствовать «внепереносной интерпретации» и «интерпретации переноса». Eigenwelt, по всей видимости, остается вне концепции интерпретаций, по крайней мере, с точки зрения метапсихологии; как если бы подход Бинсвангера был уместен, но взаимодействию частичных внутрипсихических объектов, а также частей self между собой, не придавалось бы никакого значения.

Говоря о внутрипсихическом, я имею в виду не только наш «внутренний мир», но и сложное, динамическое взаимодействие частичных объектов внутри self, в форме, аналогичной той, которую упоминал (но так и не развил эту идею) Зигмунд Фрейд: «все взаимодействия… между внешним объектом и совокупным «Я», повторяются на новой сцене внутри «Я» (Freud, 1921, p. 130).

Вслед за Фрейдом, Мелани Кляйн (Klein, 1946) предложила свое видение сложной организации self, включая self-фрагментацию, отношения между целыми и частичными объектами, а также примитивные защитные механизмы, такие как проективная и интроективная идентификация. Это, несомненно, обеспечило лучшее понимание того, как внутренние частичные объекты взаимодействуют между собой, и как это влияет на результат психоанализа.

Впоследствии эти концепции развивали и другие авторы, например, Паула Хайманн, Герберт Розенфельд, Бетти Джозеф, Леон Гринберг, Дональд Мельтцер, Джон Стайнер и так далее. В 1952 году в своей статье Паула Хайманн писала следующее о феномене «внутрипсихической проекции» в связи с «параноидными состояниями»: «Раньше я просто не понимала, как происходят такие внутрипсихические проекции, я даже не могла оценить ту роль, которую играют механизмы фрагментации... Но теперь я понимаю, что внутрипсихической проекции предшествует фрагментация self» (Heimann, 1952, p. 210).

Также она показала, как функционируют механизмы внутрипсихической проекции, интроекции и диссоциации, благодаря которым происходит инкорпорация ненавистного объекта. Это, в свою очередь, приводит к тому, что self начинает взаимодействовать с собственным диссоциированным аспектом, который содержит в себе интроецированный ненавистный объект.

Герберт Розенфельд (Rosenfeld, 1971) описал различные типы и цели проективной идентификации, а также открыл «новую землю», показав существование сложного деструктивного механизма функционирования частичных объектов, похожего на действия «мафиозной банды». Его суть заключается в том, что «плохие» части self идеализируются, превращаются в источник суперсилы и организованно атакуют зависимые части self и здоровые объектные отношения, создавая глубокий раскол в self.

Бетти Джозеф (Joseph, 1975), в свою очередь, размышляла о пациентах, «которых трудно достичь». Она указывала, что фрагментация их личности вызывает мощное сопротивление анализу, поскольку та часть self, которая нуждается в чем угодно, только не в терапии, помещает в себя и пытается удержать внутри другую часть, нуждающуюся, и ей это удается.

Леон Гринберг (Greenberg, 1975) выдвинул идею о том, что существуют проективные идентификации, направленные на внутренние объекты, объяснив тем самым динамику утраты объекта, над которой задумывался еще Зигмунд Фрейд в своей работе «Печаль и меланхолия».

Дональд Мельтцер назвал деструктивным нарциссизмом ту часть self, которая выставляет себя в выгодном свете перед страдающей хорошей частью self, презентуя себя как «защитника от душевной боли, слугу ее чувственности и тщеславия», на самом деле являясь «грубияном и мучителем» (Meltzer, 1973, p. 97).

Джон Стайнер (Steiner, 1982) говорил об «первертных отношениях между различными частями self» у тех пациентов, у которых нарциссический аспект личности преувеличивает свою власть и заполучает контроль над здоровыми частями, побуждая их образовывать своего рода первертный союз.

Если сложности этих внутренних отношений придается большое значение, то внутрипсихическая интерпретация абсолютно необходима.

По крайней мере с точки зрения психоаналитических теорий можно сделать вывод, что целью внепереносной интерпретации является переход к интерпретации переноса, а целью последней - понимание внутрипсихического взаимодействия, то есть прояснение сложных взаимоотношений между различными частями self. В конце концов, перенос не является реальным фактом, конечной истиной, а скорее фаталистическим осложнением непрерывно повторяющихся проекций [психических] деривативов в аналитика.

С другой стороны, внутрипсихическое взаимодействие между репрезентациями частичных и целых объектов является завершением поиска, правомерной ситуацией, в которой имеют место все интерпретации. Следуя этим принципам, я определил проективную идентификацию как защиту, которая требует специфической формы нарциссической коммуникации между двумя объектами self: один из которых внутренний, а второй - спроецированный в другого человека, представляющего собой анонимного зрителя, который всегда будет страдать от последствий такой проекции. Как мы знаем, интроекция спроецированных объектов и разрешение переноса являются значимыми аспектами, которые необходимо учитывать при завершении анализа.

Важность внутрипсихической интерпретации стала для меня очевидной, когда я работал над концепцией «зависти к себе» у пограничных пациентов, что побудило меня попытаться понять внутрипсихический механизм этого феномена. Я стал более ясно представлять динамику того, что я назвал «завистью к себе», когда начал использовать концепции Биона. Я пришел к выводу, что в конце концов зависть к себе является следствием атаки на «альфа-функцию» и уходит корнями в пре-концептуальную травму, присущую всем нам.

Если родители ведут себя агрессивно по отношению к своему ребенку или делают его невидимым, беспрестанно и неадекватно контролируя его, то он, чувствуя свое бессилие и используя механизм амбивалентности, что является для него обычным делом, атакует родителей в глубинах свой психики и в то же время сильно завидует им. Он завидует тому, что они уже взрослые, что могут делать то, что хотят, завидует их знаниям, способности любить, защищать и успокаивать его, и так далее; он завидует всему, что у них есть. Эти чувства остаются в бессознательном ребенка в том виде, в котором возникли, и не ассимилируются в self по мере его взросления. Поэтому, когда он становится старше, вместо того чтобы атаковать родителей, он атакует и завидует своей собственной взрослой части, подобно тому, как поступал со своими родителями в детстве. Этот феномен присутствует у большинства людей, и именно его я называю «завистью к себе». Из-за высокой степени фрагментации self эти чувства не переживаются как собственные, трудно даже представить, что можно завидовать самому себе, если не понимать, как внутрипсихические частичные объекты взаимодействуют друг с другом.

В прошлом я неоднократно описывал феномен «зависти к себе» (López-Corvo, 1992,1994, 2017, 2021), используя клинический материал, в этой статье я также хотел бы привести несколько клинических виньеток на эту тему.

Виньетка 1. Пациент, которого я назвал Грегорио, 24-х лет, старший из братьев, в течение трех лет находился в анализе из-за приступов депрессии и других трудностей, связанных с учебой. Также он сильно завидовал и конкурировал со своим младшим братом, который, по его мнению, имел больше родительских привилегий, и, по словам Грегорио, был его противоположностью: «Спокойный, пользующийся большим успехом у женщин и имеющий много друзей». Однако брат, по словам пациента, имел низкую академическую успеваемость, по сравнению с самим Грегорио, который, в свою очередь, был прилежным студентом и весьма преуспевал в университете. Кроме того, Грегорио подрабатывал в больнице, чтобы собрать материал для диссертации и надеялся закончить университет через шесть месяцев.

С недавних пор он начал пропускать сессии и задолжал мне оплату за целый месяц. Он объяснил это тем, что в последнее время чувствовал себя несколько растерянным, не функционировал должным образом, забросил работу над диссертацией и больницу, перестал появляться в университете. Стало ясно, что чем ближе был выпускной, тем сильнее росло его беспокойство, включая интенсивные чувства зависти к той части его self, которая хотела успешно окончить университет, что можно было понять по повторяющимся попыткам «расшатать» его желание достигать результатов. Грегорио было сложно концептуализировать то, что с ним происходило, поскольку зависть искусно атаковала его способность мыслить, его альфа-функцию. Именно это я и пытался показать ему, а именно внутренний конфликт между одним аспектом его self, который хотел, чтобы он преуспел, и другим аспектом, который одновременно с этим непрерывно разрушал его шансы добиться престижа.

На предыдущей сессии Грегорио рассказал о том, что записался в волейбольную команду университета, и, как это было ему присуще, боялся, что будет саботировать игры и это приведет к тому, что команда проиграет. Он вспомнил, как в начальной школе участвовал в конкурсе по орфографии, и поскольку он знал английский лучше остальных учеников, его попросили участвовать последним. Однако, когда подошла его очередь, «…я совершил глупейшую ошибку, какую только можно себе представить, и моя команда, которая выигрывала, в итоге проиграла». Далее он объяснил, что всегда боялся побеждать. Тогда я сказал ему, что он завидует тем людям, которые побеждают подобным образом, и что он должен быть точно уверен, что он не один из них.

На последнюю сессию в ноябре он принес чек с оплатой за октябрь, я прокомментировал это, сказав, что ноябрь не включен. Он ответил, что в последнее время чувствовал себя очень растерянным, все делал неправильно и продолжал наказывать себя, прежде чем на самом деле был наказан. Потом он замолчал ненадолго и рассказал свой сон:

«Я вел машину ночью, но мое зрение было почему-то затуманенным, расплывчатым. Внезапно я сбил человека, который косил траву на обочине шоссе. Повсюду была кровь, а машина была сильно помята. Ко мне стали подходить люди со словами: «Теперь у тебя будут большие проблемы, посмотри, что ты наделал, ты не должен садиться за руль, если плохо видишь». Но я продолжил свой путь и наехал на женщину с ребенком на руках, которая стояла на дороге, убив их обоих и повторив ту же самую кровавую сцену. И снова собрались люди толпой и начали упрекать меня, настаивая на том, что я не должен садиться за руль. Но я продолжал ехать, и та же сцена повторялась вновь. Я проснулся весь в поту, очень расстроенный, а затем, решив, что это был всего лишь сон, сразу успокоился».

У него не было ассоциаций к этому сну, и он снова замолчал. Я сказал ему, что во сне было три элемента: слепой убийца, множество жертв и обвиняющий хор. Он добавил, «что это было похоже на греческую трагедию, на Антигону или какую-то другую, где хор всегда указывает на правду». Я продолжил, что из ярости и зависти «убийца» отомстил своим родителям (мужчине и женщине), а также своему брату (ребенку). Но в то же самое время он нападал и на себя, и причиной этому было сильнейшее чувство «убийственной ярости», как против своей семьи, так и против себя самого. Он, в отличие от его взрослой части, которую он ненавидел точно так же, как в детстве ненавидел своих взрослых родителей и завидовал им, был чем-то, что я назвал «завистью к себе». Кроме того, он нападал и на меня, когда не платил вовремя или пропускал сессии, возможно, также из-за зависти. «Короче говоря, - сказал я, - этот слепой от зависти внутренний «элемент», который чувствует себя исключенным, нежеланным, тем, кому не уделили внимания, атаковал другой элемент за то, что тот был идеализирован (подобно тому, как все дети идеализируют своих родителей), и спроецирован на других, а также внутри себя».

Кроме динамики «зависти к себе», есть еще как минимум две ситуации, когда внутрипсихическая интерпретация может быть очень полезна. Я имею в виду, во-первых, опасность трансферентного сговора у пациентов, страдающих психопатологией, в которой доминируют параноидные и первертные чувства. Во-вторых, те случаи, когда аспекты суперэго проецируются на аналитика, и, как следствие, существует опасность того, что пациент воспринимает интерпретацию как обвинение.

Теперьдавайте рассмотрим случай, в котором для того, чтобы избежать извращенного гомосексуального сговора, предпочтительнее были именно внутрипсихические интерпретации.

Виньетка 2. 27-летний пациент, давайте назовем его Альбертом, изначально жаловался на трудности с эрекцией. На втором году анализа я заметил его тенденцию постоянно повторять за мной интерпретации, как будто он хотел еще что-то добавить, исправить или подтвердить мою гипотезу. В какой-то момент у меня даже сложилось впечатление, что мы были двумя аналитиками, обсуждающими пациента, которого с нами не было. Позже это сменилось его постоянными жалобами, что он не может выполнить ничего из того, что от него ожидают родители, например, не работает во время учебы, не имеет друзей или встречается сразу с несколькими женщинами. Такие несправедливые обвинения вызывали у меня контрпереносное чувство, что он, как и его родители, также жалуется на то, что я не помогаю ему достичь его целей. Несправедливость этого требования вызывала во мне желание защищаться, в то время как в контрпереносе я ощущал его чувство ярости, которое он проявлял, не делая того, что требовали от него родители. По мере того, как я интерпретировал эти аспекты, Альберт взял в привычку молчать в течение нескольких минут в начале каждой сессии, объясняя это тем, что ему трудно сказать, о чем он думает.

Сессия, которую я сейчас опишу, была первой после пасхальных каникул. Как обычно, он молчал первые десять минут.

Пациент: «Я чувствую, что молчу и трачу время впустую. Иногда перед тем, как прийти сюда, я думаю о каких-то важных вещах, и говорю себе: «Я скажу об этом доктору», но когда прихожу, то молчу и ничего не говорю. Тогда я начинаю думать о том, что я собирался сказать Вам, но многие вещи проносятся в моей голове очень быстро, и то, о чем я думал раньше… я больше не думаю об этом, и в итоге я ничего не говорю. Я становлюсь немым, и я вспоминаю, что вы мне говорили о ‘подготовке к сессиям’».

Аналитик: (Хочу интерпретировать его сопротивление, а также его диссоциацию) «Как будто есть два Альберта, где один стремится спрятать другого».

Пациент: «Ну, я чувствую, что есть часть меня, которая является только мной, что-то очень интимное, касающееся только меня. И тогда я задаюсь вопросом, как может быть важным для врача то, что я говорю ему, например, что сел аккумулятор моей машины, потому что я не пользовался ею во время отпуска? Или что мне пришлось его подзаряжать, или что мне пришлось пойти в супермаркет, чтобы купить еду, потому что моих родителей не было дома?»

Аналитик: (Думаю, что мне следует настаивать на преодолении сопротивления и диссоциации, а также помочь ему осознать, что он упускает что-то и не делится со мной чем-то особенно важным для него) «Возможно, Вы боитесь осознать, что я могу быть важен для Вас, и что Вы можете нуждаться во мне, и что пока меня не было, Вы чувствовали себя разряженным и пустым, и что теперь Вы возвращаетесь сюда, чтобы подзарядиться. Возможно, Вы также испытываете раздражение от ощущения, что Вы были один и должны были кормить сами себя».

Пациент: (Молчит несколько минут.) «В религиозных книгах, таких как Тора, раввины ищут равные буквенные последовательности для того, чтобы найти все возможные значения этих кодов. Например, если какое-то слово много раз повторяется в абзаце, это означает, что война с Ираком начнется в 1990 году, так как то, что было сказано много лет назад, имеет отношение к настоящему, как будто они уже тогда знали, что должно произойти. И если бы я попросил: «Рабби, докажите мне, что то, что вы говорите, это и есть правда», думаю, что это было бы неимоверной дерзостью, проявлением неуважения к нему. Здесь я чувствую то же самое, поэтому, когда вы говорите, что у меня разрядилась батарейка, это имеет ко мне отношение. Это провоцирует меня сказать: «Ну, доктор, докажите!», но я чувствую, что это было бы неуважением».

Аналитик: (Я чувствую силу его проективной идентификации, опасность трансферентного сговора, его желание вступить со мной в спор, как форму гомосексуального сопротивления с целью защиты от тревоги, вызванной амбивалентностью и связанной с его желанием и потребностью быть гомосексуально одержимым. У него есть потребность или беспомощный и завистливый внутренний элемент, который заставляет его верить, что все, что говорит Другой, является абсолютной истиной. В этот момент я чувствую, что лучшей стратегией будет показать конфликт между его собственными частями self, используя внутрипсихическую интерпретацию) «Я думаю, он чувствует себя зажатым между Альбертом, который испытывает сильную потребность нравиться и чувствовать себя желанным, что его очень злит, особенно тогда, когда он считает, что у него нет силы воли, и другим, скрытым Альбертом, которым являетесь Вы. Он боится отпустить, поделиться и задает вопросы обо всем, независимо от того, важно это или нет».

Пациент: Проблема в том, что я всегда соглашаюсь с тем, что говорит другой: мой отец, раввин или Вы. И Вы правы, если во мне есть этот маленький мальчик, то на все, что говорите Вы, или мой отец, или раввин, это маленький мальчик отвечает: «потому что я должен со всем соглашаться». Но когда я боюсь… я чувствую, что я плохой, если я против того, что говорит другой, или если я подвергаю это сомнению».

Наконец, мы используем внутрипсихическую интерпретацию для работы с проекцией суперэго, которая обычно вызывает чувства преследования и вины у пациентов с депрессивными характеристиками.

Виньетка 3. Амелия - 28-летняя пациентка, домохозяйка, находилась в анализе 8 месяцев с жалобами на «супружеские проблемы во втором браке». Она была старшей из четырех сестер, с богатой историей детских обид и конкуренции со своими сестрами, потому что, по ее словам, она всегда получала все самое худшее от своей семьи. С самого раннего возраста ее считали «проблемным ребенком». Начиная с четвертого класса, она наблюдалась у школьного психолога, поскольку ее обвиняли в применении физического насилия и в словесных оскорблениях других детей.
Подростковый возраст был также непростым, она рассказала, что часто вела себя агрессивно, плохо училась и некоторое время употребляла марихуану. В 18 лет она была вынуждена выйти замуж, так как забеременела, но вскоре развелась и родила девочку, которой сейчас 10 лет. К этому моменту она серьезно настроилась вернуться в колледж, взяла курс по экономике и очень радовалась этому, «...потому что теперь я учусь сама, а не делаю это как раньше только для того, чтобы угодить им». Через два года после развода она снова вышла замуж, и все было хорошо, пока у нее не начались проблемы, потому что, с ее слов, «ее муж был не в меру ревнивым, а она - чересчур агрессивной». «У нас слишком много ссор, но я не хочу снова разводиться».

Амелия – молодая, умная, весьма привлекательная женщина, кокетливая, соблазнительная, всегда носила плотный, яркий макияж, а также мини-юбки и платья с открытыми плечами, которые обнажали слишком много тела. В переносе имела место диссоциация между ее эксгибиционистской частью, с одной стороны, и ощущением «низкой самооценки», с другой: «Я часто боялась, что меня будут ругать, и поэтому считала, что мне нечего сказать или предложить», что приводило к трудностям в свободном ассоциировании. В контртрансфере я осознавал ее привлекательность, и, хотя ее эксгибиционизм не вызывал у меня эротических переживаний, я думал, что должен быть осторожен, дабы не поддаться искушению и не стать частью пары «вуайерист-эксгибиционист».

Я хотел бы описать одну из сессий с этой пациенткой, первую из четырех еженедельных встреч. Амелия сказала: «В эти выходные я поссорилась с мужем. В последнее время наша ситуация улучшилась, возможно, потому что я стала менее агрессивной, чем была раньше. В эту субботу я вернулась из колледжа, где прохожу курс по менеджменту, а он как смотрел телевизор с самого утра, так и смотрит. Сначала я решила не комментировать это, но видя его таким, уставившимся в телевизор и не обращающим внимания ни на что другое, я пришла в ярость. Мир может рухнуть, а он не сдвинется с места. Тогда, чтобы привлечь его внимание, я начала раздеваться перед ним. Но он продолжал пялиться в телевизор! Я сказала ему, что он выглядит как идиот: его рот открыт и слюни текут, потому что он весь день смотрит этот дурацкий телевизор. Я сказала, что он скоро станет пидором, но он мне ничего не ответил. Тогда я отшвырнула манго, которое ела, и ударила его по голове. Он разозлился и начал кричать на меня и оскорблять, а я – его». Она замолчала.

Я решил воспользоваться моментом и дать интерпретацию, хотя осознавал опасность того, что это вызовет сопротивление и только усилит садизм ее суперэго. Если бы я сказал ей, например: «Возможно, Вы чувствовали себя телевизором или Вам хотелось бы сравнить себя с телевизором, хотелось бы, чтобы все мужчины, не отрывая взгляда, смотрели на Вас и пускали слюни. И, возможно, Вы пришли в ярость от того, что это не так», то это засело бы у нее в голове как заноза вместо того, чтобы стать инсайтом. Поэтому, я решил интерпретировать по-другому: «Возможно, что гнев, который Вы испытываете по отношению к своему мужу, может быть направлен также на Вас, на тот мощный элемент внутри Вас, который создает ловушку и все запутывает. Это лишает Вас возможности точно знать, что для Вас важнее: делать из себя имбецила, превращаясь в телевизор, одновременно с этим делая всех нас имбецилами, пускающими слюни, когда мы смотрим его, или использовать свою голову и свой интеллект лучше, чем просто пытаться их «воспитать», относя в колледж. Вы переполняетесь гневом, ощущая себя в ловушке и растерявшись, потому что не знаете, что для Вас важнее - Ваше тело или Ваша голова». Амелия помолчала некоторое время, а затем сказала: «Я никогда в жизни не видела эти вещи с такой стороны».

Согласно этой интерпретации, она пыталась разместить конфликт в своем внутреннем мире, поскольку ее гнев был направлен не только на мужа, предпочитающего телевизор вместо нее, но и на нее саму, в силу ее потребности сравнивать себя с телевизором. Разместив спор между двумя частями ее личности, я тем самым стремился избежать усиления садизма ее Суперэго (путем выдвижения обвинений против нее), что могло бы произойти, если бы я сослался только на ее бессознательное трансферентное эксгибиционистское желание соревноваться с телевизором. В конце концов, это тоже было не совсем верно, поскольку в ней было много амбивалентности – одна очень важная ее часть была заинтересована в эксгибиционистско-вуайеристском взаимодействии, но другие части имели другие интересы.

В то же время, с помощью этой интерпретации я попытался показать другую перспективу конфликта, а именно то, что проблема была следствием бредовых и совершенно противоположных интересов, постоянно присутствующих в ее self, которые зажимали self в ловушку между двумя различными возможностями: i) убедиться, что будучи телевизором и имея всех мужчин, пускающих по ней слюни, она была центром Эдиповой потребности, и таким образом полностью получала внимание отца, а не матери; или ii) открыть иные пути получения удовольствия, сосредоточив всю свою энергию на развитии других интересов.

Библиография

Biswanger, L. A., (1947), Ausgewähle vorträge und aufsätze, Bern: Franke.
Freud, S., (1921), Group Psychology and analysis of the ego. S.E. 18.
Greenberg, L., (1975), Identification Theory. Buenos Aires, Paidos.
Heimann, P., (1952), Preliminary notes on some defense mechanisms in paranoid states, Int. J. Psychoanal. 33:208-213.
Joseph, B., (1975), The Patient who is difficult to reach. In Tactics and Techniques in Psychoanalytic Theory. Vol. II Countertransference, ed.PL Giovacchini, A. Flarsheim & L. B. Boyer, New York: Aronson, pp. 205-216.
Klein, M., (1946), Notes on some schizoid mechanisms. In: Envy and Gratitude and other Works, 1946-1963. London: Hogarth 1975.
Lopez-Corvo, R.E. (1992), About interpretation of Self-Envy, Int. J. Psychoanal. 75: 719-728.
Lopez-Corvo, R.E. (1994), Self-Envy, Therapy and the Divided Internal World. North Whale, NJ/London: Aronson.
Meltzer, D., (1973), Infantile perverse sexuality. In: Sexual States of the Mind. Pertshire, Scotland: Clunie Press, pp. 90-98.
Steiner, J., (1982), Perverse relationships between parts of the Self: a clinical illustration. Int. J. Psychoanal. 63: 241-251.
Rosenfeld, H.A., (1971) A clinical approach to the psychoanalytic theory of the life and death Instincts: an investigation into the aggressive aspects of narcissism. Int. J. Psychoanal. 52: 169-178.