Суперэго формируется в силу того, ребенок хочет сохранить в своей психике только образ хороших родителей. А также он наделяет этот внутренний образ правом осуждать Эго за то, что оно не может контролировать гневные чувства к ним.

«Эго любит интернализованных родителей так же, как и своих ‘хороших родителей’ в реальности, но оно не должно позволять себе ненавидеть их как ‘плохих родителей’, даже если они ведут себя как ‘плохие родители’» (Rado, 1928, p. 433).

Таким образом, в внутреннем мире ребенка ничего не остается незамеченным этим примитивным, неразвитым, бдительным и осуждающим Суперэго, особенно его негативные чувства и фантазии.

Когда ребенок сталкивается с внешней реальностью, любые наблюдения, противоречащие требованиям его Суперэго, Эго должно отвергать. Суперэго приказывает Эго быть слепым и подавлять подобные мысли. Это приводит к тому, что диапазон осознавания реальности ограничивается и запускается долгосрочный сценарий внутреннего искажения.

Всё это делается только для того, чтобы поток пресловутого молока не был испорчен замеченными недостатками или плохостью родителей. Суперэго как искаженный представитель родительской власти (поскольку в Суперэго также проецируется и собственная агрессия ребенка) запускает цепочку следующую «действий»:

1)   чувство вины за то, что ребенок осмелился ненавидеть и злиться на того самого человека, от которого зависит его выживание,
2)   самонаказание для компенсации ущерба (искупление вины),
3)   прощение для того, чтобы вернуть утраченную любовь.

Другими словами, Суперэго представляет собой сфантазированный образ родителей, переплетенный с собственной агрессией ребенка, которую он проецирует в родительский образ для того, чтобы преувеличить свой страх и таким образом усилить контроль над собственными же импульсами. Суперэго переживается как абсолютное безжалостное «присутствие», где безжалостное является ключевой характеристикой.

Ребёнок старается во что бы то ни стало задобрить и успокоить это «присутствие», чтобы поток сфантазированной им любви через прощение продолжал обеспечивать его кислородом, в котором отчаянно нуждается его психика для эмоционального выживания.

В этой последовательности «действий» (вина – искупление – прощение) ребенок сталкивается с неизбежностью внутрипсихического конфликта, вызванного его потребностью в контроле, и ограничениями его незрелого Эго.

Суперэго можно сравнить со светским вариантом божества, которое обладает внутренней совестью и бессознательным «присутствием», а также диктует абсолютные требования. Как будто Суперэго имеет мифическо-магические качества архаического мира преследующей вины и необходимости самонаказания для отпущения грехов.

Соответственно, такая последовательность вина – искупление - прощениеявляется всемогущим маневром Эго, который осуществляется по приказу Суперэго. Это делается для того, чтобы защитить фантазию, исполняющую желания, но исключающую реальность. Топливом для данной фантазии служит принуждение к повторению, бессознательно мотивированное и находящееся за пределами реальности и истинной любви.

Почему дети, которые подвергаются насилию, впитывают в себя все самое плохое, мазохистически привязываясь к жестоким родителям? Похоже, что, когда реальность не может предложить почти ничего, чтобы компенсировать этот внутренний архаичный способ решения конфликта между любовью и агрессией, реальное травматично-жестокое обращение родителей с ребенком постоянно будет реактивировать в нем и подтверждать эту последовательность «действий». Это будет происходить до тех пор, пока не станет фактической реальностью ребенка, тем самым подтвердив его внутреннюю плохость и недостойность любви.

Таким образом, последствия травмы перерабатываются не на основе реальности и вопиющего характера травмы, а в соответствии с тем постоянно присутствующим архаичным сценарием ожесточившегося Суперэго, которое в ответ на детскую потребность в зависимости диктует свое решение, дающее ребенку ощущение фантастического контроля через самонаказание.

Для ребенка лучше быть привязанным к оскорбительным отношениям, чем чувствовать себя беспомощным и колыхаться как лист на ветру. Если ребенок нарушает вердикт «ты не можешь ненавидеть своих родителей», то у него возникает чувство вины, потому что Суперэго гневается на Эго за то, что оно не смогло сдержать реакцию на агрессию родителей и тем самым разрушило ложный образ хороших родителей.

В крайних случаях массивной диссоциации, когда атакуется связь с объектом, мы сталкиваемся с аномальным Суперэго, полным ненависти, наблюдающим за Эго сверху, с более высокой позиции, без какого-либо понимания или попытки познать. Оно интересуется только тем, как бы разрушить связь между Эго и объектом (O’ Shaughnessy, 1999).

Мы сталкиваемся с Суперэго, которое вызывает ужас, поскольку в отличие от внутреннего объекта, призванного уменьшить тревогу, Суперэго только увеличивает ее (Money-Kyrle, 1968).

Таким образом, эта неразрывная связь между агрессией, виной, самонаказанием и прощением объясняет, как строятся важные объектные взаимоотношения, а также служит мостом между внутрипсихическими и межличностными перспективами на конфликты и на то, как человек справляется с травмой.

Пост по мотивам книги Shahrzad Siassi «Forgiveness in Intimate Relationships: A Psychoanalytic Perspective», 2018