Химическая зависимость часто представляется как процесс утраты контроля, постепенного разрушения личности и жизни пациента. Но, как показала Ноэль Бертон в своей статье, за зависимостью скрывается сложный механизм внутренней психической динамики, а также желание зависимого спастись от боли и найти способ справляться с непереносимыми эмоциями. Одним из ключевых механизмов в этом контексте становится диссоциация.

Диссоциация представляет собой способ защиты от травмы, буквально это «фрагментация» психики, при которой человек как бы отделяется от своих чувств и переживаний. Причем, Бертон акцентировала внимание на том, что значительную роль в формировании зависимости играет именно ранняя травма, особенно физическое и сексуальное насилие в детстве, в результате которого и возникают фрагментированные переживания.

Для людей, страдающих зависимостью, диссоциация становится надежным «убежищем», способом избежать тяжелых травматических воспоминаний, чувства вины, стыда и ощущения тотального бессилия и безнадежности.

В силу диссоциации, большинству пациентов с химической зависимостью сложно распознать или выразить свои эмоции. Они обнаруживают поразительное отсутствие фантазийной жизни и сколько-нибудь развитой способности пользоваться воображением для самоуспокоения. Они «отрезаны» от своего бессознательного и «забальзамированы» в успокаивающей ригидной взрослости.

Когда они употребляют, «туман интоксикации врывается в их психику, размывая и заглушая острые очертания интенсивных эмоциональных или соматических состояний, представляя собой якобы правдоподобное объяснение для провалов во времени, памяти и знаниях, которые порождает диссоциация», писала Ноэль Бертон.

В терапии мы сталкиваемся не просто с пациентом, который пытается справиться с аддикцией, а со множеством «частей» его личности: от беспомощного ребенка, ищущего утешения, до взрослого, осознающего разрушительность своей зависимости.

Поэтому Бертон сравнивала роль терапевта с ролью миротворца, который помогает наладить диалог между конфликтующими частями личности пациента, и интегрировать его «фрагментированные» части. Это требует от терапевта тонкого баланса эмпатии и способности оставаться эмоционально устойчивым перед лицом проекций и эмоциональных реакций пациента.

Как отмечается в статье, успех терапии во многом зависит от того, насколько пациент способен осознать свои переживания, принять их и, в конечном счете, перестать бояться самого себя. Важный момент заключается в том, что диссоциация – это не только о боли и травме. Это также ключ к пониманию глубинных потребностей пациента. Чего он избегает? Какие эмоции стремится заглушить?

Еще одной интересной мыслью является парадоксальная роль надежды в терапии. Для многих пациентов переживание надежды может быть одновременно и вдохновляющим, и дестабилизирующим. Как отмечала Бертон, надежда угрожает диссоциативной системе, которая много лет служила пациенту надежной защитой для поддержания его эмоционального равновесия. Надежда может вызывать у пациентов сильную тревогу и сопротивление, требуя от терапевта терпения и чуткости.

В работе с зависимостями нет простых решений. Но размышления Бертона наводят на мысль, что понимание механизмов диссоциации и её роли в жизни химически зависимого открывает перед нами новый взгляд на аддикцию – не как на болезнь, требующую подавления, а как на возможность узнать больше о внутреннем мире человека и помочь ему обрести путь к восстановлению.

По мотивам статьи Ноэль Бертон «В поисках потерянных девочек: множественность и диссоциация в терапии аддикций», опубликованной в журнале «Психоаналитические диалоги», том 15, выпуск 4, в 2005 году, в переводе Юлии Моталовой.